Двукратный чемпион мира по парашютному спорту и первый спортсмен, который спрыгнул с Эвереста и остался в живых, Валерий Розов рассказывает AG об особенностях полета и приземления, аналитической подкладке прыжков и глобальных планах на будущее.

Справка AG
Валерий Розов первым совершил BASE-прыжок с Эвереста с высоты 7220 метров над уровнем моря при помощи специального парашюта, тем самым установив мировой рекорд.

AG: Валерий, расскажите, как вам пришло в голову «спланировать» с Эвереста?
– Идея зародилась где-то четыре года назад, когда мой товарищ, который организовывает экспедиции в этот район, показывал фотографии стены. Он случайно снял ее под необычным ракурсом – стало видно, что это большая вертикаль. Я отправился на разведку, посмотрел все своими глазами и понял, что прыжок технически возможен. Единственное, что останавливало меня в тот момент, – что разгонная часть скалы довольно невелика – всего около 200 метров. Два года ушло на создание специального костюма, который стартует максимально быстро, чтобы телу успеть начать горизонтальный полет при помощи крыльев.

AG: Отпраздновали достижение?
– Когда я приземлился, у меня даже не было сил, чтобы порадоваться. И только спустя два дня, отдохнув, наконец понял, что со мной произошло.

AG: Сколько добирались до места прыжка?
– Вся экспедиция заняла месяц, поскольку нельзя резко взять гору из-за перепада высот. Ты должен акклиматизироваться, каждый раз при новой высоте поднимаясь вверх и спускаясь вниз. Только после этого можно штурмовать новую точку. Когда мы были наиболее акклиматизированы, нам понадобилось четыре дня, чтобы добраться из базового лагеря в пункт назначения.

AG: Большую команду брали с собой?
– Нас было 15 человек – альпинисты и операторы. Такой большой состав объясняется итоговой задачей – нам надо было разбиться на две группы. Обе шли к цели по разным долинам.

AG: По какому принципу вы набирали команду?
– Все просто – это должны быть профессионалы. С такими людьми даже самые сложные маршруты кажутся легче, чем они есть на самом деле. С другой стороны, со звездами тоже нелегко работать, поскольку у каждого человека есть свои амбиции, а прыгаешь всего лишь ты один. Кому-то это может не понравиться.

AG: Тяжело солировать в такой амбициозной команде?
– В большинстве случаев приходится брать бремя лидерства на себя. Часто весь проект подчинен одной цели – взойти наверх и прыгнуть вниз, как Гагарин. Ты руководишь и определяешь, в каком месте нужно ускориться или, наоборот, когда надо отступить. Ты вмешиваешься в этот процесс, даже если рядом более сильные альпинисты, чем ты.

AG: Помимо прыжка, что для вас еще было сложного в этом походе?
– Если оставить за скобками тяжелое физическое самочувствие при подъеме, то это момент принятия решения о прыжке. Ты стоишь на точке, все еще раз проверил, смотришь погоду и решаешь для себя, прыгать или нет. Такой момент – самый сложный и ответственный.

AG: В день прыжка с какими трудностями пришлось столкнуться?
– Ветер был довольно сильным, но я принял решение прыгать. Члены моей команды еще раз проверили все веревки, а потом мы были вынуждены ждать несколько часов, пока стихнет встречный ветер.

AG: Верите ли вы в фактор удачи?
– Удача вообще играет в спорте огромную роль. Я много лет занимался альпинизмом, бейсджампингом (прыжки с парашютом с фиксированных объектов. – Прим. AG), парашютным спортом и знаю, что есть фартовые люди, а есть те, кому усиленно не везет. Кого-то может скосить даже самая дурацкая мелочь. Каждому из нас удача необходима, как бы ты ни был прекрасно подготовлен к прыжку. А где есть везение, там и суеверие. О своих приметах рассказывать даже неловко, настолько они кажутся глупыми (смеется).

AG: Валерий, вам часто приходилось в последний момент отказываться от прыжка, если что-то все же идет не так?
– Поверьте, это очень сложно. Если речь идет об обычном тренировочном прыжке в месте, куда я всегда могу вернуться, то отказаться можно без особых проблем. Если это какая-то сложная экспедиция, которую целый месяц готовила целая команда, то есть определенные моменты. Если ты все объяснишь людям, тебе никто и плохого слова не скажет, но осадок остается. Когда надо прыгать в конкретно заданном времени, месте, обстоятельствах, сделать это непросто.

Сейчас я выработал для себя достаточно объективные критерии, которые по максимуму избавляют от таких решений. Всегда есть три основные проблемы – техническая сложность точки прыжка, погода и приспособленность площадки приземления. Если у меня возникает неувязка с каким-то одним из этих пунктов, я проанализирую ситуацию, сравню ее с прошлым опытом. Если две, то отказываюсь от прыжка, несмотря на обстоятельства. Полагаться на психику в этом вопросе не стоит, а вот холодный анализ выручает всегда. Каждый прыжок я стараюсь переводить в язык цифр – скорость ветра, длина горы.

AG: Вы не в первый раз во Владивостоке, расскажите о вашем первом визите.
– Несколько лет назад я прыгал с вертолета во двор ДВГТУ, где после приземления прочел студентам лекцию.

AG: Никого не напугали своим неожиданным визитом с неба?
– Наоборот, напугали меня. Мы прилетели рано, в шесть утра, и первым делом осмотрели площадку для приземления. Она нам понравилась прежде всего своим большим объемом. Потом мы ехали два часа до аэродрома, попали в жуткие пробки, затем долго ждали согласовывающего звонка. Поэтому прыгать пришлось уже в районе обеда. Каково было мое удивление, когда уже в самолете я обнаружил, что площадка для прыжка за это время превратилась в огромную парковку, плотно заставленную автомобилями. Пришлось прыгать в другое место.

AG: Если сдвинуться по карте России немного вправо, то одним из ваших достижений является перелет Татарского пролива. Поделитесь подробностями?
– Он показался мне довольно доступным, но со множеством нюансов. Мы в свое время вычитали, что через пролив собираются строить мост, и решили проложить свой – воздушный. Несмотря на небольшое расстояние (восемь километров), опасности для меня никто не отменял. В первую очередь это непредсказуемые ветра. На аэродроме мне подсказали лишь их направления в разных слоях воздуха. Тем более был риск приземлиться в довольно холодной воде. Но обошлось. Кстати, большая часть свободного полета проходила на высоте более четырех тысяч метров.

AG: Валерий, помните, в какой момент переключились с альпинизма на воздушные виды спорта?
– Какое-то время у альпинистов стало модным летать на параплане. Два или три года я тоже увлекался этим видом спорта, потом пришел на аэродром да там и остался.

AG: Когда вы только начинали свою карьеру, был ли человек, которому хотелось подражать?
– Это мой старший брат. Сначала он начал заниматься альпинизмом, потом мы вместе стали прыгать с парашютом. Других примеров для подражания я не искал. Кстати, если возвращаться к семье, то, когда дети были чуть помладше, я занимался скалолазанием совместно с женой. Сейчас она полностью меня поддерживает и всегда находится в курсе моих дел.

AG: В Интернете вас уже окрестили человеком-легендой. Тяжело соответствовать такому статусу?
– Нет, так как я особенно не слежу за тем, как меня называют.

AG: А если говорить об элементе славы?
– С этим иногда бывает несколько неудобно жить. Как бы ты ни был известен в каких-то узких кругах, всегда есть обратная сторона – кто-то недоволен твоими успехами или завидует. Всегда найдут, куда запихнуть ложку дегтя.

AG: Вернемся к вашим прыжкам. Каждый раз усмирять страх сложно?
– Боишься всегда, главное – не надо пытаться перебороть страх, иначе он сожжет твою психику, ведь тогда можешь либо не прыгнуть вообще, либо, что еще страшнее, ошибиться во время прыжка. Бояться во время таких ситуаций нормально, надо просто понять, что страх – это такое же естественное состояние, как чувство холода зимой.

AG: Во Владивостоке в последнее время набирает популярность роупджампинг – прыжки с веревкой с высоких объектов. Как относитесь к такому увлечению молодежи?
– Главная опасность заключается в том, что он никак не регламентируется и не сертифицируется. Очень важно знать, с кем ты это будешь делать, какое снаряжение применяется. С технической точки зрения роуп очень похож на бейсинг. Мое мнение – лучше начинать с парашютного спорта.

AG: Опять же из вашего альпинистского опыта. Вы участвовали в проекте «Семь вершин», который предусматривает покорение семи самых высоких точек всех континентов.
– Да, но я его не завершил, поскольку альпинизмом уже занимался чисто по инерции, а большинство времени посвящал прыжкам. Непокоренной осталась Антарктида как самая сложная и дорогая. Но сделать такое реально. Кстати, в прошлом году мои знакомые, найдя спонсирование, завершили этот проект менее чем за 300 дней. Все высоты находятся в разных климатических зонах и легко разбрасываются по разным временам года.

AG: Наверняка после стольких восхождений довольно сложно искать новые стены для прыжков?
– Довольно сложно. Как таковых стен много, но не на каждые ты хочешь залезать. Хочется, чтобы это была достаточно известная гора с интересным маршрутом. Ты должен думать, что стена должна быть интересна не только тебе, но и тем, кто тебе помогает. Собственно медийная составляющая проекта, история. Сложность также заключается в том, что тебе приходится делать выводы на основании фотографий, рассказов. А когда приезжаешь на место, все оказывается совсем не так, как ты предполагал. Плюс немаловажна логистика – как ты доберешься до точки прыжка.

AG: Много ли у вас наследников и чем они предпочитают заниматься?
– Трое. Слава богу, по моим стопам они не пошли. Старшему 23 года, среднему – 16 и самому младшему всего три года.

AG: Наверное, самый часто задаваемый вам вопрос – планы на будущее.
– Да, есть мечты текущие и мечта глобальная. Лето мы проводим в Альпах, куда традиционно стекаются достаточно сильные альпинисты и бейсеры, которые всегда хотят сделать что-то новое и сложное в таком раскрученном месте. Часть проектов мы переносим на следующий год, поскольку для них требуется дополнительная проработка. Глобальная мечта довольно проста – дожить до старости и увидеть, как вырастут дети.