Про Новый год

Самый странный праздник в российском калейдоскопе красных дней календаря – это, конечно же, Новый год. До Петра I его праздновали сначала в марте, затем в сентябре, потом плавно переместили на зиму. Именно этот праздник прекрасно иллюстрирует мнимую неразрывность и повторяемость круга жизни. Каждый год мы смотрим очередной повтор «Иронии судьбы» (недавно к ней добавилась вторая часть), всевозможные капустники артистов, готовимся поедать заготовленный на целый полк провиант, поглощать мандарины, которые в течение сезона употреблять как-то не комильфо. Каждый год мы надеемся на самое лучшее, загадываем желания, про которые, как правило, через несколько дней забываем, чтобы потом снова повторить привычный ритуал. Чем ближе декабрь, тем чаще нам в голову приходят мысли о долгожданном заслуженном отдыхе, практически мини-отпуске. Кто-то уезжает в теплые края, а кто-то просто проводит время дома вместе с семьей, переключая каналы и наведываясь в гости, чтобы презентовать друзьям очередной неначатый салат и, конечно, получить взамен еще два. 

Гуляем по свежевыпавшему снегу, смотрим на салюты, катаемся на горках, играем в снежки. За несколько дней до праздника ставим елку, убрать которую почему-то забываем минимум до марта, а то и вообще до ноября. Покупаем хлопушки, конфетти, чтобы поддержать новогодний фейерверк вместе со всеми. Надо так надо. Слушаем одного и того же президента (пусть иногда его лицо, спасибо Пелевину, немного видоизменяется), заставляем себя в новом году стать хоть немного счастливее. А если так и не становимся, то не виним себя – в праздник некая идеализация все же витает в воздухе, поэтому совесть спокойна. Когда мы дети, то ждем праздника из-за Деда Мороза и подарков, бесконечной веры в чудо, которую до поры до времени поддерживают наши родители. Когда мы становимся родителями сами, то продолжаем традиции, хотя постепенно в чуде разочаровываемся. А еще мы отдыхаем… Долго, лениво и сладко.

И вроде хочется назвать российское общество застывшим в постсоветизме со всеми его атрибутами, перенесенными в новое время, да вот язык не поворачивается. Узаконенное сибаритство поддерживается уже давно, ему не страшны законодательные инициативы, а помешать могут лишь решения отдельных хозяйственников, вынужденных срывать морок праздника, чтобы не потонуть в его роскошном великолепии. И все для того, чтобы у людей была возможность не останавливать веселье, исправно пополняя запасы к новогоднему столу. Про ущерб экономике мы не задумываемся, не до этого, главное, что индустрия обслуживания и развлечений исправно работает. Красивая бахрома в виде «Голубых огоньков» лишь подчеркивает желание россиян веселиться сутки напролет. И не только россиян, кстати. Мой друг пианист, проработавший на юге Китая три года, рассказывал мне, что трудолюбивые китайцы сами не прочь уйти в праздничный загул и не работать как можно дольше. Правда, праздник у них проходит несколько позже, чем у нас, – в феврале. А вы говорите про восприятие отдельных этносов в мировом контексте. Все мы немножко лошади.

Но речь не совсем об этом. Несмотря на вечно повторяющуюся механику одного и того же действа, говорить стоит прежде всего о восприятии. Доля правды в том, что Новый год постепенно утрачивает атмосферу праздника, несомненно, есть. Но если даже литература Сергея Довлатова и кино Вуди Аллена построены на бесконечных трюизмах, от этого они не становятся менее значительными явлениями в искусстве. Мы где-то в глубине души (а кто-то вполне отчетливо) понимаем, что круговорот жизни с каждым годом безвозвратно забирает частичку тебя, но по-прежнему механически верим в магическую силу праздника. Однако понимаем это, только отойдя от праздничного застолья, снова заступив на рабочее место. Но вот в момент боя курантов и звона бокалов с шампанским мы счастливы и надеемся на лучшее очень искренне. Ради этого пусть и короткого момента можно перетерпеть надоевших звезд отечественного шоу-биза и политических деятелей, обещающих нам из года в год одно и то же.