Мягкое золото тайги

С ноября по февраль приморские охотники-промысловики живут в тайге – добывают пушного зверя, главным образом соболя. На северах – в Тернейском, Красноармейском, Пожарском районах – охотой занимаются не ради спортивного драйва, как это принято у городских любителей; здесь охотой живут. Таежники уважают современную технику от снегоходов до джипов, но методы добычи мягкого золота остаются неизменными, словно время в тайге проморожено насквозь вместе с зимним воздухом. Поэтому, попав из города в дебри Сихотэ-Алиня, можешь подумать, что переместился не только в пространстве, но и во времени.

Следы на путике

Охотнику Леониду Степановичу Постнову из Вострецово – 71. К ноябрю он перебирается в свое старое зимовье, расположенное в окрестностях таежного села Мельничного, и живет здесь до середины февраля – добывает соболя, белку. Городскому человеку эти места кажутся глухими, но у охотника другое мнение:

– Тут теперь цивилизация полная! По первости нас забрасывали вертолетом – дороги от Мельничного не было. Охотились с братом – по 15-17 дней друг друга не видели, записки писали. А теперь каждый день – машины, продуктами меня просто завалили, сейчас что не охотиться?

И все-таки это медвежий угол – в прямом смысле. С бурым зверем Постнову приходилось не только сталкиваться, но и драться. Встречаются и тигриные следы, но в глаза тигра охотник не видел. «К моему стыду… А может быть, к счастью».

С рассветом Постнов выходит на один из путиков, проверяет капканы. В свое время он работал токарем на заводе «Прогресс» в Арсеньеве, потом стал профессионалом-промысловиком.

– Отец пришел с фронта без руки, – вспоминает Степаныч. – Деваться некуда – семью надо кормить. На старательские работы с одной рукой не пойдешь, вот он и привык к рыбалке, охоте. А я еще пацаном ему помогал, так и втянулся.

Охотник вынимает из капкана застывшее тельце зверька.

– Нынче очень хороший год. Идешь – следки кругом, зверь есть, птички поют, это приятно. Осенью был наплыв соболя, он шел на прикорм – кусочек мяса повесишь, соболь и попадется. Сейчас морозы, прикорм как камень, соболь его брать не хочет. Ему проще залезть под валежину и поймать свеженькую, тепленькую, жирненькую мышку.

Градусник у зимовья показывает страшноватые на взгляд владивостокца минус 35, но это континентальный мороз, сухого сибирского типа; тайга полна жизни.

– Иногда в зимовье посторонние люди заходят. Я дверь не запираю – приходи, пользуйся. Пришли, чаю попили и поехали, воровства у нас нет. Моих продуктов не возьмут, еще и своих оставят. Вот печенье оставили вчера, берите, – говорит старый таежник.

Ставка больше, чем жизнь?

Шкурки, добытые Постновым и другими промысловиками, входящими в общественную организацию охотников и рыболовов «Сидатун» (штаб-квартира – в Мельничном, которое до переименования 1972 года именовалось Сидатуном; прежнее название до сих пор употребляется старожилами), попадают к Олегу Юшкину – председателю правления организации. Теоретически охотники могут заниматься продажей своей добычи самостоятельно, но через «Сидатун» – удобнее. Средняя цена соболиной шкурки на этом этапе – 4500 рублей. Юшкин с бухгалтером объезжают угодья «Сидатуна», расплачиваются с охотниками, разбираются с охотничьими билетами и лицензиями. Все должно быть по-белому, иначе соболя не примут на ежегодном пушно-меховом аукционе в Санкт-Петербурге.

Вместе с Юшкиным мы отправляемся в самую глушь Приморья – села Таежное и Молодежное Красноармейского района, когда-то основанные в таежном тупике ради добычи олова. Оловянные рудники давно заброшены, села третий год считаются закрытыми, но до сих пор почему-то не расселены. Среди тех, кто не смог или не захотел уехать самостоятельно, – охотники. Вот один из них приносит в коробке с надписью «Уссурийский бальзам» 20 с лишним соболиных шкурок. «И все – коты!» – говорит с гордостью. Другой таежкинец несет свои шкурки в коробке из-под пряников. Парень из Молодежки разворачивает шкуру рыси. Юшкин придирчиво изучает мех, что-то берет, что-то отбраковывает. Скоро в этих соболях будут щеголять модницы России, Европы, Америки…

– За счет своей седины приморский соболь приближается по цене к знаменитому баргузинскому. Рынок сегодня стабилен, закупочные цены – высокие. После хорошего урожая кедрового ореха соболя и белки в тайге много, – говорит Юшкин.

Это радует. Не радуют введенные федеральным центром в июне 2010 года «ставки платы за единицу площади охотничьего угодья». Во-первых, охотники возмущены самим подходом: платить не только за добытых зверей, а еще и просто за площадь. Во-вторых, ставки взяты с потолка: в Хабаровском крае – рубль за га, в Приморском – десять, хотя на границе названных регионов флора, фауна и другие условия равнозначны. Приморье приравняли к Подмосковью, хотя там множество охотников-любителей на сравнительно компактной территории, а у нас все ровно наоборот. «Отбить» новые ставки приморским промысловикам, для которых охота – не спорт, а источник (часто единственный) дохода, будет сложно, если не невозможно. Экологи опасаются всплеска браконьерства. «Сидатун» в суде оспаривает введение ставок.

– Воюем уже два года. Верховный суд в удовлетворении иска отказал, следующая инстанция – Конституционный суд, – говорит Олег Юшкин. – Недавно представители охотничьих обществ Приморья были на встрече с вице-губернатором Сергеем Сидоренко, в которой приняли участие представители администрации президента. Надеемся на то, что нас услышат. Параллельно мы подготовили документы на заключение мирового соглашения с краевым управлением по охране, контролю и регулированию использования объектов животного мира. Если нам пойдут навстречу, мы получим рассрочку платежа до 2023 года, а за это время многое может измениться. Никто не хочет отрывать нам головы, но мы понимаем, что управление должно выполнять указания сверху.